Рассматривая социорегулятивное действие "силы", следует особо остановиться на том влиянии, которое она оказывала на отношения своего обладателя с женщинами.

Женщины и профессионал.

Обратим внимание, что тайная сила, пожалуй, чаще всего дает себя знать в отношениях ее обладателя с женщинами.

Многие из мужских профессий, где требовалась тайная сила, вторгаются в сферу традиционно женской ответственности. Их занятия и атрибуты (орудия и продукция) иногда сохраняют маркированность женской символикой, а оплатой служат нередко продукты женского труда.

Пастух. Специальных пастухов на Севере нанимали прежде всего для коров (хотя в стадо гоняли попутно и мелкий скот – коз и овец), и мы здесь рассматривали магическое поведение именно коровьего пастуха. Дойка и уход за скотиной – традиционно женское занятие. Мужчина, который сам доил скот,–исключение: либо вдовец, либо распетушье (так называли людей с неясно выраженной половой принадлежностью). В с.Веркола на р.Пинеге нам рассказывали об одном таком человеке: “С Суры был. Распетушье: одевался по-мужски, а плат сверху наложит. А поё по-бабьи. Бродил, странствовал… Его Оля пустила (в дом. – Т.Щ.): ногу усекла, ходить не могла, так пускала – он коров доил, с подойником ходил…” (Архангельская обл., Пинежский р-н, с.Веркола, д.Летопала). "Коров доил, с подойником ходил" – эта формульная характеристика стоит в ряду других признаков "распетушья", наряду с женским голосом и платком.

Фактически пастушество у русских можно рассматривать как результат профессионализации одной из сфер женской деятельности (уход за молочным скотом). Там, где пастуха не нанимали, скот по очереди пасли женщины и дети. Они же проводили и магические обряды. Приведем пример Костромской обл., где нам довелось наблюдать как раз состояние перехода от поочередного к профессиональному выпасу скота. В тех деревнях (а их здесь было в 1982 г.большинство), где пастуха нет нанимали, обряд первого выгона проводили женщины; основной компонент обряда – егорьевские песни-заклички (с обращением к Егорью-Храброму и Макарию Милостивому беречь и хранить стадо). В тех же местах, где был наемный пастух, он совершал те же обряды и те же песни воспроизводил уже как магический заговор (Костромская обл., Парфеньевский р-н, с.Николо-Ширь). Повсюду на Русском Севере, Северо-Западе, в Поволжье, прослеживая путь получения/передачи пастухами тайных знаний, мы фиксируем многочисленные указания о получении пастухом знания от местных старух.

Характерно использование женской (в частности, пронимальной – т.е. проемов, отверстий, операции пронимания) символики в магической практике пастуха. Вологодский пастух, после совершения ритуального обхода, прятал список заговора в дупло (Вологодская обл., Харовский р-н, д.Залесье. Ср.: символику дупла – женского лона – в обрядах "клеймения леса", а также "перерождения" младенцев и лечения больных протаскиванием/погружением в дупло - см.: ТА, д.864, л.4. Новгородская губ., Череповецкий у., 1899г.). Костромские пастухи на Троицу “коров венчали”: плели по два венка: один надевали на коровьи рога, другой дарили хозяйке, и она доила корову через этот венок. Заметим, что доение коров сквозь отверстие – дырку от сучка, обручальное кольцо – распространенный в женской магии способ лечения скота от уроков, укуса змеи, снижения удоев и кровоточивости сосков.

Именно в отношениях с женщинами прежде всего проявлялась плотницкая магия (женщины больше всего в нее и верили, а мужики смеялись: “бабьи запуги!”).

“Плотники строили дом одной старухе,–записываю я в пошехонском селе Юдино. – Договорились за одну цену, а она заплатила меньше. Они говорят:–Ну, мы тебе сделаем. Бабка спит ночью, а в пазу воет. Воет и воет. Сна решилась. Пошла к старухе (которая знала), заплатила ей, та говорит:–Пойди, найди тех плотников, они скажут. Пошла, доплатила им, что не хватало, они сказали:–У тебя в пазу горлышко от бутылки” (Ярославская обл., Пошехонский р-н, с.Юдино).

Примечательно, что нежить вмешивалась в основном с женскую сферу домашней жизни, устраивая беспорядок в бабьем углу за печью, бросая посуду, путая пряжу, мешая застолью: плотницкая месть адресована, как правило, бабам. Иногда это выражалось совсем явно: “У одного хозяина,–рассказывала мне вятская старушка (1918 г.р.), – плотники ставили ворота. Как отворят их, так в дверях-то и говорит:–Бл…ь! – это хозяйка не угостила плотников…” (Кировская обл., Яранский р-н, с.Шишульга). Магия включалась в регулирование чаще всего отношений плотников с хозяйкой, и лишь спорадически (в случае нарушения обязательств) – с хозяином дома.

Продукция гончара – глиняная посуда – также устойчиво женский символ. В пословицах горшки и прочая полая утварь – “бабьи” метафоры: “Баба что горшок: что ни влей – все кипит”. Карельская загадка: “Бока чёрны, / В середине красно, /Само вкусно (Горшок и масло в нем)”–указывает эту символику вполне недвусмысленно. Она же в обычае бить на свадьбе горшки и миски, желая молодой родить столько же детей, сколько черепков. Не желая рожать, женщина прятала пустой горшок в чулан, где бы никто его не тронул. Говорили, что плевать в сосуд с водою – “все равно, что матери в глаза”. Посуду обязательно полагалось покрывать – “хоть лучинкою”,–иначе, по поверьям, туда вселится нечистая сила. Ср.: обычай женщине всегда покрывать голову – “хоть ремох какой наложи”,– иначе увяжется леший или другая нежить. Посуда относится к числу предметов, не только практически, но и сакрально значимых в женском сообществе.

Несколько выпадает из этого ряда кузнец. Продукты его труда потребляет преимущественно мужская часть населения. Орудие кузнеца – молот, а также металл, изготавливаемые им острые орудия–относятся к кругу мужской символики. В том же духе интерпретировались кузнечные мехи. Другая сторона деятельности кузнеца связана с дорогой: правка колес, починка повозок, ковка лошадей,– почему кузница и ставилась обычно у дороги. Дорога тоже рассматривалась как сфера мужской активности, для женщин в значительной мере табуированная, по приводившейся уже выше пословице: “Кошка да баба завсегда в избе, а мужик да собака завсегда на дворе”. Кузница играла в деревне роль своеобразного “мужского клуба”, где мужчины – от молодежи до стариков, местные и проезжие – собирались не только по хозяйственным, но по коммуникативным надобностям. Кузнец находится на границе двух символических комплексов: мужского и женского. Надо заметить, что магический компонент кузнечного промысла в описываемый период (Х1Х-ХХ вв.) выражен, по сравнению с другими перечисленными профессиями, наименее отчетливо. Тем не менее, в быличках кузнец часто использует свои магические способности именно по отношению к женщинам: по “бабьей” ноге подковываемой лошади узнает ведьму; помогает мужу разоблачить ленивую и неверную жену.

Итак, можно заметить, что целый ряд мужских профессий в традиционной деревне был связан с “женскими” областями деятельности. Их производство ориентировано преимущественно на женское потребление (пастух, гончар, печник, швец, серповщик, в меньшей степени плотник). В ряде случаев – прямо замещает женский труд (пастух, мельник, гончар). Их орудия и/или продукция в традиционной системе классификаций рассматриваются как “женские” символы, а сама мужская магия нередко воспроизводит женские обрядовые действия (пастух). Говорит ли все это о профессионализации женских занятий или – о профанации женщинами мужских профессий?

Так или иначе, но магический компонент наиболее заметен именно в отношениях профессионала с женским сообществом. Это последнее обстоятельство относится ко всем перечисленным специализациям. Не служит сама профессия ли для мужчин-чужаков средством контакта с женским сообществом и таким образом – получения доступа в репродуктивную сферу?

Плотники, кроме оговоренного денежного вознаграждения за постройку дома, рассчитывали еще на угощение (обычно также несколько раз на протяжении процесса строительства: наиболее крупные угощения полагались при закладке первого венца; поднятии матицы, т.е. завершении сруба; завершении крыши). За угощение отвечала хозяйка дома. Примечательно, что плотницкая месть и прочая магия связана в большинстве случаев именно с этими угощениями – недовольством скупостью хозяйки. Денежное вознаграждение оговаривалось заранее, подкреплялось договором; угощение – только обычаем (магия служила дополнительным подкреплением).

Традиционная плата коновалу (кроме денег) – пирог, молоко и вышитое хозяйкою полотенце (Кировская обл., Нагорский р-н, с.Синегорье, д.Щучкины; Вологодская обл., Тарногский р-н, с.Нижний Спас). “Коновалы – если плохо уплотят, –то лошадь сделают, что никак не пойдет лошадь,–вспоминают вятские старожилы (1918 г.р.).– Вот мама осталась молодушкой (без мужа – умер). Коновалы выложили лошадей. Мать стала рассчитываться – положено было полотенце, деньги и вина литровку. Коновал сказал свекру: рассчитывайся. А свекор говорит: пусть молодушка и рассчитывается…” (Кировская обл., Нагорский р-н, с.Синегорье, д.Щучкины). Именно из-за этих полотенец возникали конфликты, получавшие магическое разрешение. Выше мы цитировали рассказ, записанный в новгородском с. Медведь, о том, как коновал, не получив от женщины положенного, напустил на нее “целый полк” чертей (впоследствии соседи замечали у нее признаки помешательства). Чаще их месть выражалась в намеренной порче лошади.

Возникает впечатление, что эти полотенца, яйца и сыр имели не меньшее – и притом не только материальное, но и символическое – значение для пастухов, коновалов и проч., чем денежное вознаграждение. Им важно было получить не только оплату за труд, но и эти вещи – продукты женского труда и женские символы, как знак их взаимодействия с женским сообществом и санкцию на такое взаимодействие. Во всяком случае, мужская магия регулировала в большей мере именно этот – вещественно-символический, а не денежный – аспект вознаграждения.

Обобщим наши наблюдения. Мужская магия, как ряд адаптивных практик и представлений, наиболее активно проявляет себя в зонах контакта мужской и женской подсистем сообщества, а также местного населения с чужаками.